Протестантская схоластика

Дмитрий  Куницкий

«Яростное вино блудодеяния» гордыни и самопоклонения, которым протестантская «ипостась» новозаветной Вавилонской «великой блудницы, сделавшейся жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице, напоила все народы» (Откр.18:2), конечно, не ограничивалось национальным нарциссизмом, рознью и враждой, а также классово-рыночным эгоизмом. Раскрывшийся в протестантской вероучительной доктрине, утвержденный прежде католицизмом, принцип первичного и самодостаточного Я (эгоцентризма) влек к разобщению, сепаратизму, — будучи порождением духа горделивого самолюбия, — и насквозь пронизывал и распространялся по всей протестантской цивилизации во всех сторонах общественной природы человека. Семья стала рассматриваться не как органично единый и нерасчленимый священный божественный союз (Мк.10:9), малая церковь, но как «свободный» договорной союз индивидов, всегда сохраняющих свою независимость, ограниченную «брачным договором». Логическим следствием этой антисемейной метафизики стало упразднение всякой иерархии и крушений богоустановленной патриархальности: эмансипация детей от родителей, жены от мужа, младших от старших, равно как и отказ от обратной ответственности вторых перед первыми. А уже ее следствием — разводы, аборты, уничтожение многодетной семьи с вымиранием народов, гомосексуальные связи, полигамия, ювенальная юстиция, смена пола, эвтаназия, которые первоначально еще были искусственно ограничены жесткой пуританской моралью протестантизма. Но вскоре последняя безнадежно рухнула в силу абсолютного противоречия протестантской теологии «индивидуальной свободы». В свою очередь, данное попрание всякой священности семьи, порядка и благочинности вкупе с демократическими идеалами протестантизма бурно катализировало недовольство и бунтарство против самой государственной власти (которая его и взрастила для борьбы с притязаниями Рима), санкционируя революцию — притом не одноразовую, но перманентную.

Однако венцом и одновременно основанием протестантского индивидуализма, культа разобщения и внутреннего противоборства, отрицания иерархичности и чинопочитания, явилось упразднение протестантизмом целостной Церкви как таковой, объявление её неким воображаемым сообществом «свободно» верующих индивидов: на манер того же талмудического иудаизма, который не увидел в ветхозаветном Израиле Церкви, нахождение в которой обусловлено совсем не этническим происхождением, но заменил Ее этническим сообществом верующих индивидов, «имеющих право» на частные мнения и разбивающиеся на кагалы разных направлений (в протестантизме — замкнутые общины). Именно воспринятая от папизма, талмудизма и, наконец, языческого гностицизма претензия на «право собственного и равноценного суждения» по священным духовно-метафизическим вопросам, в основе которой лежит антихристианская гордыня почитания себя «достойным», составляет психологическую основу «богословия» протестантского «зверя от земли».

В первую очередь, была полностью упразднена церковная иерархия как таковая с отвержением таинства рукоположения, а священником признавался автоматически каждый член протестантской общины (в рамках еретической доктрины всеобщего священства): пастором и даже «епископом» было позволено становиться каждому желающему, получившему демократическую поддержку «общины», с возможностью постоянного чередования членов общины на этой должности менеджера. Причем этот пастор мог и, как правило, параллельно занимался любой светской деятельностью. В конце концов, к данной должности были допущены женщины, а в итоге — даже содомиты.

Закономерно, что и надобщинный уровень не предполагал в протестантизме никакого высшего церковного единства (соборности): каждая община в нем получила право на собственное суждение и решение, а «церковное» суждение демократически вырабатывалось в виде многочисленных ситуативных соглашений между ними (принцип конгрегационализма). Соответственно, сама «церковь»-блудница с тех пор стала представлять собой мозаику многочисленных независимых друг от друга протестантских «церквей» (сект) и складывающихся между ними межконфессиональных союзов-конфедераций (в том числе из разных деноминаций). Такая «церковь» «от земли» до боли напоминает рейхстаги немецких князей и еще более — польских сеймов.

Отвержение католическим протестантизмом церковности и всех христианских канонов в целом происходило, во многом, в развитие курса католицизма-матери (блудницам (Откр.17:5) — в данном случае протестантским сектам) на угождение «сильным мiра сего», в рамках борьбы последних против притязаний римских пап. Но вместе с тем к этому вели и «теологические» принципы протестантской метафизики. Причем, как и в случае со всеми ересями-блудницами, бесполезно пытаться определить здесь «первичность бытия или сознания» (на лукавстве чего уловил многие умы марксистский материализм): в действительности, порочная жизнь и ложное воззрение «зверя от земли» взаимно обусловливают друг друга, но вкупе первично определяются и направляются единым духом — в данном случае, несомненно, антихристовым духом (1 Ин.4:3).

«Богословию» протестантизма нет необходимости уделять особого внимания, поскольку он является не чем иным, как окончательно обмирщенным учением католицизма: светской гуманистической идеологией под одной маской христианской религии. Протестантская «теология» — не что иное, как набравшее силу и одержавшее победу номиналистическое крыло католической схоластики:британские францисканские натурфилософы-мистики по своему миросозерцанию, исповедующему эмпиризм (чувственный опыт как единственный критерий истины), по сути, ничем не отличались от будущих протестантов и переобулись в них через англиканство без каких-либо изменений во взглядах. Уже в начале XII века аббат-номиналист П.Абеляр подвергал скепсису и отвергал истинность учения пап Римских и даже апостолов, признавая авторитет «одной только Библии» (то есть, своего ума). Отвергнув схоластическое словоблудие и блудодеяния католицизма, отцы протестантизма, вместо того, чтобы вернуться в Дом Отца (Лк.15:11-24), — Церковь, от которой некогда отпали западные общины, — и стать на прочную почву Святоотеческого Предания, предпочли опереться на собственный падший разум и его домыслами продолжить падение новозаветной блудницы: «они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15:14).

В силу торжества индивидуализма в католическом протестантизме определить однозначно его блудное учение невозможно: брожения умов отдельных «озаренных» и религиозных общин заводили их к россыпи разнящихся, порой до противоположности, суждений и идей, допуская даже и случайные попадания в истину (безусловно, лишь в отдельных тезисах, но не в целостности идей). Номиналистический волюнтаризм с отвержением священной догматики и всеобщих понятийных смыслов приводит к совершенному произволу «богословствований». Изменения суждений происходят как при переходе от одной деноминации к другой, так и внутри каждой деноминации и, наконец, в уме отдельных учителей на разных этапах их «богословствований». Уже через несколько лет после рождения лютеранства происходит отделение от него цвинглианства-кальвинизма, который методично упразднял духовную составляющую человеческой жизни вплоть до отрицания пресуществления Святых Таин (которых, впрочем-то, католики и были лишены уже полтысячелетия). Именно кальвинизм, породив из себя впоследствии многочисленные тернии протестантских сект с самыми абсурдными и безбожными идеями, установил в дальнейшем свой диктат не только над протестантским мiром, захватив собой и лютеранство, которое раздробилось уже по национальным границам, но и над всей западной цивилизацией. Характерно, что именно в Англии и ее североамериканском метастазировании в США, где номинализм воцарился наиболее решительно и бескомпромиссно, а индивидуализм c гегемонией Я принял патологические формы, протестантизм был принят в объятия от самого своего зарождения (и даже прежде оного) в своей кальвинистской (из отдаленной Швейцарии) форме и вскоре воспроизвел просто дикое отпочкование разнообразных сект-деноминаций через очередных «озаренных» лидеров (и лидерш).

Правильно будет определить протестантизм с точки зрения его вероучения как хаос схоластического ума, сорвавшегося с цепи Инквизиции. Протестантизм не просто начал практически сразу неудержимо дробиться на неуловимое число «церквей». Каждая последующая из «новорожденных» привносила в новозаветную церковь-блудницу свое безумное изобретение на основе рационалистически-волюнтаристской выборочной интерпретации Святой Библии: пресвитерианство отвергло епископат, анабаптисты выдумали повторное крещение взрослых и провозгласили коммунизм, меннониты пришли к непротивлению злу силой и хилиазму, реформаты узрели ограниченность искупительной Христовой Жертвы (для «избранных») и невозможность отвергнуть посланную благодать и отпасть от святости, социнианство вообще, опередив свой век, отвергло искупительную Жертву, а заодно — троичность Бога, божественность Христа, первородный грех и воскресение тел. Конгрегационализм упразднял церковь даже как социальную структуру, методисты установили периодическое ритуальное возобновление завета с «богом», квакеры «изобрели» вполне гностическое понятие о «внутреннем божественном свете», стоящем выше Священного Писания и дающем откровение «святого духа», и о его обретении посредством молчаливой медитации.

Предантихристовый двадцатый век открыл новую страницу в истории падения новозаветной Вавилонской блудницы, перенеся свое сердце через океан и сделав своим единым пьедесталом Соединенные Штаты Америки, — то есть, приходящую на смену седьмой всепоглощающую восьмую главу «зверя из моря» (Откр.17:11), — откуда пророки церкви Антихриста отправились на «всемирную проповедь». Адвентисты достигли новых границ бездны, впервые «верховным посланником бога» признав неистовствующую женщину, отвергнув чествование воскресения в пользу шабата, возродив древнюю ересь саддукеев об исчезновении душ после смерти и, наконец, положив начало высчитываниям точных дат Второго Христова Пришествия, ожидая его «со дня на день». Иеговисты уверенно отвергли существование Троицы и божественность Христа, воинственно выступили против почитания Креста Господня. Мормоны, объявившие себя «святыми последних дней», превзошли всех, добавив к отрицанию Троицы учение о трех независимых «божествах», имеющих по природе материальные тела, уча, что грехопадение Адама было «благословением, открывшим дверь для духовного прогресса человечества», «открыв» человечеству, что настоящая Церковь вообще исчезла с уходом апостолов и возродилась только в их лице, и низложив авторитет даже Священного Писания перед «Книгой пророка Мормона» — мифического пророка, которого «бог вывел из Иерусалима» в дохристианские времена в Северную Америку к мифическому народу нефийцев (до боли напоминающему древних укров). Венцом же эволюционных реформ революционного протестантизма стало, безусловно, харизматическое сектантство, прошедшее и одновременно вмещающее в себя ряд ступеней от «Движения святости» и сосредоточенного в пятидесятничестве. Пятидесятнический харизматизм(«протестантизм святого духа») не просто ввел в качестве своего центрального положения особого «крещения святым духом», но облек его в конкретные ритуальные духовные практики, которые являются по своей природе эталонным оккультизмом или общением и совокуплением с демоническими духами.

Тем не менее, при всем видимом разнообразии личин общий дух протестантской метафизики един. Продолжая традиции католической схоластики, волюнтаристский скепсис самоуверенного индивидуалистического ума насаждался качанием маятника протестантского «богословия» от крайних форм рационализма — в либеральной «теологии», претендовавшей на объяснение Священного Писания в обыденных представлениях падшего рассудка, до крайних форм иррационализма — в «диалектической теологии», отвергавшей возможность понимания Священного Писания вообще. В обеих крайностях неизменно сохранялся общий протестантский нигилизм — отрицание Церкви и всего церковного вероучения и канона, доходящее до отрицания богооткровенности Библии как таковой.

Протестантский номинализм отрицает какую-либо сверхчувственную сущность в вещах, существах, событиях и порядках земного бытия и утверждает абсолютную непознаваемость ни божественной мудрости, ни даже божественной воли, ни духовного мира. Религиозная доктрина протестантизма — деизм и солипсизм: вера в совершенно отчужденного и неведомого «бога», который, создав единожды мир, совершенно удалился от него и оставил его (включая человека) существовать по законам механической естественности; а человеку предоставил право свободно действовать в нем в замкнутом одиночестве(от Боги и от ближнего) по своему человеческому произволу, лишь некоторым «избранным» (протестантам своей секты) периодически и без какого-либо труда (синергии) с их стороны посылая «благодать», проявляющуюся в особом возбужденном психическом состоянии. Номинализм последовательно приводит протестантизм к возрождению древней арианской ереси — отрицанию троичности Бога-Троицы и объявление Христа простым человеком, «нравственным идеалом», и отсюда Церкви — не таинственным Телом Христовым, вместилищем Святого Духа, но простой социальной организацией. Вместе с упразднением иерархии (превращавшим священство в должность) изначально полностью отрицались пять из семи Таинств, а впоследствии и Крещение с Причастием, которым в развитом протестантизме приписывался статус простого символического обряда воспоминания исторических событий — не требующих никакой подготовки и предусматривающих выбрасывание святынь после употребления в помойную яму.

Недоступность истины для человека упраздняла и всяческий церковный богословский и богослужебный канон как таковые. Обязательным признавалось только Священное Писание как исключительное Откровение от Бога: из протестантского безумия следовало, что до Лютера и Цвингли Святой Дух «оставил» всё человечество, настоящей Церкви не существовало, а богословские труды великих святых подвижников были самовольным бредом. Впрочем, это безумие одновременно успел из своей хулы на Святого Духа вывести сам католицизм: очередной бесноватый римский папа Григорий XIII, имевший дракона на своем гербе и внебрачного сына, отслуживший по случаю знаменитой массовой резни в Варфоломеевскую ночь «благодарственный молебен» (очевидно, сатане), организовывавший убийства ряда европейских монархов, натравивший на целые народы орды иезуитов, ввел григорианский календарь, изъявший из истории 11 дней и принятый всем Западом (включая протестантов, обычно поступающих в пику папам, особенно устраивавшим против них террор), который вместе с папой засвидетельствовал, что на протяжении 14-ти веков Церковь якобы жила и праздновала святые дни в расхождении с Небом и не получала оттуда никаких вразумлений. Впрочем, вскоре скепсис и отрицание Священного Предания «зверем от земли» в протестантской «ипостаси» закономерно начали ставить под сомнение и само Писание, пересматривая его в рамках «критической библеистики»: ведь и Библия, как и труды святителей Иоанна Златоуста и Григория Великого, была написана руками людей.

Каждый «верующий» получал право истолковывать Писание по своему усмотрению. Равно как и выстраивать свое сугубо личное общение с «человеком-христом» (по сути, антихристовым духом). Место же схоластической доктрины католицизма и заняла указанная в предыдущей главе новоевропейская философия, представлявшая собой не что иное, как волюнтаристскую протестантскую схоластику, с которой был снят гриф церковности: практически все новоевропейские философы получили образование в протестантских университетах и свои труды насыщали цитатами из Библии. Поскольку «философия» эта в рамках протестантского номинализма и агностицизма не имела никакого положительного статуса учения, от самых своих первоистоков она была «критической»: ее основной целью было доказательство непознаваемости Истины, безосновательности притязаний кого бы то ни было на знание вечных, всеобщих и откровенных истин, священных порядков и правил — по принципу: «если не известно и не дано мне, значит, не известно и не дано никому». А венцом этой критической философии, охватывающей всех западных философов от времен схоластов-номиналистов, естественно стала постмодернистская доктрина не просто агностицизма, но релятивизма и нигилизма — признание всякого суждения и учения частным мнением, в котором содержится частица истины и на которое каждый имеет равное право, и, соответственно, отрицание Истины (даже в самой малой ее части) как таковой — а значит, и добра и зла. Бесконечная критика критики в современной западной протестантской философии (и непосредственно в протестантской «теологии») каждым ее представителем полностью соответствовала канонам — только не Христианства, а талмудизма. Закономерно, что иудейские философы стали здесь уже не только влиятельными источниками, как в католической схоластике, но ведущими участниками «богословствований»: Спиноза, Бентам, Маймон, Фрейд, Маркс, Дюркгейм, Коген, Кассирер, Гусслер, Бубер, Левинас, Леви-Стросс, Штраус, Шелер, Бергсон, Витгенштейн, Адорно, Фромм, Маркузе, Хоркхаймер, Арендт, Белл, Деридда и иные. Как видим, присутствие иудейских философов-талмудистов в мыслительном пространстве католическо-протестантской западной цивилизации постоянно возрастало и в эпоху «постмодерна» начинает доминировать в европейской философии.

Номиналистическая ересь протестантизма окончательно упраздняла остатки христианского учения о спасении: отныне спасение заключалось в абстрактной «вере в бога» (известное кредо невоцерковленных «верующих»: «бог во мне») — без каких-либо определенных догматов (Вочеловечение Бога, Распятие и Воскресение Христа теряли какой-либо спасительный смысл) и выводов из них в виде жизненных правил и должных обязанностей. В ключевом направлении протестантизма (кальвинизме) отрицалось спасание как таковое — в силу предопределенности от рождения для каждого человека места в аду или раю. Греховность человека рассматривалась как абсолютная и бесконечная — на которую не может повлиять никакая праведная жизнь со стяжанием спасительной и преображающей благодати. Этим совершенно обессмысливался и упразднялся духовный аскетический труд над собой (внутренним человеком) — прежде всего, по покаянию и воздержанию от греховных дел, мыслей и чувств и ослаблению страстей, предоставляя им свободу. Канонические молитвы и молебны, действительно открытые человечеству Святым Духом и открывающие Его людям (как главный источник благодатной силы для борьбы с внутренним злом), полностью отвергаются, заменяясь импровизированными словоизлияниями. Оскопленные в католицизме посты отменяются как таковые. Монашество как полное сосредоточение на духовной жизни, запрещается и искореняется. Таинство Крещения, рационалистически лишаясь своего значения благодатной силы, преобразующей падшую природу, и приобретая значение лишь знака сознательного принятия веры, по мере развития протестантизма (окончательно в баптизме) отнимается от несмышленых младенцев и детей (многих из них — навечно). Деистической ересью была отторгнута вера в возможность как прижизненной, так и посмертной помощи душе (с запретом заупокойных молитв), а вскоре — и вера в жизнь души вне тела до воскресения как таковую (тем более, что, согласно номиналистической аристотелевской метафизике, душа — лишь форма тела). Из еретического взгляда отцов протестантизма на всех людей как одинаковых грешников логически следовало отрицание святых как таковых (с возможностью молиться им о заступничестве) во главе с Богородицей, что, в свою очередь истребляло догмат о Непорочном Зачатии, а значит, и о божественности Самого Христа. Мощи православных святых (вместе с останками католиков) были закопаны или даже выброшены.

Отрицалось протестантской рационалистической ересью и какое-либо значение духовных символов как способов духовного выражения и воздействия на душу, вместе с ними умирало и благоговение как таковое. Обессмысливается и прекращается соблюдение всех благочестивых правил и обрядов, которые при совершении с верой стяжают благодать как на творящих их, так и на других причастных людей. Вместе с ними исключается и главное священнодействие каждого христианина — крестное знамение, как и ношение нательного креста. Помимо попрания Таинств были полностью упразднены иконы, священная утварь, освящение воды и всех вещей и начинаний. Храмы постепенно утратили какое-либо христианское архитектурное устроение (включая алтари, купола с крестами, колокола) и стали многофункциональными (используясь в «свободное время» как магазины и спортзалы). Протестантские «богослужения» по часословному Уставу были постепенно заменены на посиделки с обменом своими мыслями по поводу Нового Завета, к которым постепенно добавились чувственные песнопения и всевозможные восклицания «к богу». Перво-наперво было ампутировано сердце Христианства — божественная Литургия, замещенная профанированной «вечерей любви».

Дела добра, всегда требующие от падшего человека аскетического понуждения, подвига, и особенно завещанные жертвенные дела милосердия не просто отбрасываются, но в пределе даже порицаются как «вмешательство в божественный Промысел и избранничество» (в полном соответствии с талмудическим законом меропии), становясь вкупе идеологической основной либеральной государственной политики. Напротив, постоянно усиливавшееся пренебрежение католицизмом духовной жизнью ради внешней социальной активности достигает в протестантизме своего апогея,значительно усиливая статус такой «благочестивой» «религиозной» деятельности, как захват политической власти (в том числе через революции) и зарабатывание любыми средствами денег для усиления своего влияния (вплоть до зарождения «теологии процветания», объявляющего богатство, здоровье и успех — божественным заветом). Бурное протестантское миссионерство полностью подчиняется этим корыстным целям: если иезуитский католицизм стремится через благодеяния коварно привлечь их объекты к поклонению римскому престолу и задействует зачастую искреннее желание творить добрые дела простых католиков, то ближайшая цель протестантской «благотворительности» (как правило, не предполагающей серьезных затрат) предполагает скорое обложение новых адептов десятинными поборами в пользу общины вплоть до переписи недвижимости.

Наконец, «абсолютная греховность» в развитом (либеральном) протестантизме перерастает в «абсолютную безгрешность» — естественность нынешнего состояния, отсутствие необходимости в его преображении через покаяние, терпение скорбей и страданий, молитвенную аскезу. Проблемы и желания человека ставятся выше воли и заповедей Бога. Всякие, даже самые строгие и недвусмысленные, требования и нравственные ограничения Священного Писания для членов протестантских сект снимаются. И, наконец, находит свое завершение духовный импульс, с которого, собственно, и началось блудное падение новозаветной церкви на Западе, — угождение светскому мiру: приспособлением к требованиям и нормам современности в либеральном протестантизме объявляется долгом. Из современной протестантской «секулярной теологии смерти Бога» проистекает вначале оправдание, а затем и утверждение в качестве религиозной ценности феминизма, гендерного равенства, содомии, эвтаназии, абортов, сожительств, либеральных права индивида в целом, демократии, революционного свержения и захвата власти, дарвинистского эволюционизма и материализма в целом.

Само спасение постепенно переносится из главной, загробной и вечной, части жизни в ее земную часть: возрождается древняя ересь хилиазма (милленаризм), согласно которой Христос якобы должен еще раз прийти на землю, чтобы магическим образом упразднить физическую смерть и страдание и даровать «избранным» (со всеми их пороками) тысячелетие беспечной комфортной («райской») жизни на земле (чему должен поспособствовать всячески восхваляемая развитым протестантизмом научно-техническая революция) с соответствующим нарастанием «вот-вот» ожидания «Христа», которым, очевидно, в свете всей протестантской метафизики, не может являться никто иной как сам «зверь из моря», Антихрист, к принятию и прославлению которого многоконфессиональный протестантизм уже почти полностью готов: «он имеет два рога, подобные агнчим, и говорит как дракон. Он действует перед ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела» (Откр.13:11).

Как видим по всем религиозным новшествам протестантизма, налицо — совокупные параметры неприкрытого отрицания Христианства и уже до неприличия буквального принятия талмудического иудаизма. Равно и восходящая к схоластическому реализму мистическая часть протестантской религии как раскрывшейся новозаветной блудницы, наследовавшей католический дуализм, также окончательно растворяется в талмудизме — в гностическом учении талмудической Каббалы.

Еще в XIII веке основатель национальной германской философии (протестантской схоластики) и главный вдохновитель Лютера доминиканский монах (схоласт-реалист) М.Экхарт для обозначения «бога» в своей метафизике непосредственно ввел центральную категорию Каббалы Эйн Соф, означающую безличное и бескачественное «божество», эманация и самопознание которого образует «бога-творца». Через лютеранского каббалиста Я.Бёме, которому «открылось видение, позволившее напрямую общаться со «святым духом», и сущность «бога» как духа вечной природы» (то есть, впавшего в бесовскую прелесть), и вплоть до гегельянства с его «мировым разумом» и «абсолютным духом» доктрина самоизливающегося в природный мир и познающего себя в нем «божества» предопределяет всю протестантскую метафизику Запада.

Чувственно-созерцательную «молитву» католицизма замещает собой практика медитативного слияния с обезличенным божеством, сохраняя, однако, общее с первой и с Каббалой методологическое ядро — технологичное разгорячение чувств и воображения нейролингвистическим аутопсихотренингом в условиях мечтательности ума и впадение в экзальтированное состояние, определяемое самими членами этого «зверя от земли» как «общение со святым духом», а Святыми Отцами — как прелестное порабощение бесами. Протестантские собрания основываются на восторженных восклицаниях и беседах, сменяемых далее в пятидесятническом харизматизме медитативным трансом и истеричными «проповедями» «харизматических» пасторов-лидеров сект, свободно допускающих и хохмачества о святом и иные кощунства в полном единодушии с талмудической Аггадой. Духовные практики пятидесятников, выражающиеся в трансовом принятии «даров святого духа» с последующим экстатическим бредом под видом «говорения на языках» и «прорицаний», постепенно дорастают до эталонно-каббалистических ритуальных танцев под ритмичную музыку, религиозных рок-концертов, самозабвенных падений и катаний по полу и «священного смеха» с сотрясениями — вкупе являя собой хрестоматийные примеры одержимости и беснования.

Достигнув своего зенита в пятидесятничестве протестантизм (а в нем и католицизм) привел новозаветную «церковь»-блудницу и ее религию к самой границе церкви Антихриста. Пятидесятничество, сближаясь с «либеральной теологией», завершает упразднение Церкви, объявляет участие в Таинствах (пусть и давно утративших благодать) абсолютно бесполезным, как и исполнение библейских заповедей и творение добрых дел, воздержание и аскетическое делание. Отныне путь к «благодати» пролегает через одно оккультное (ритуально-магическое) восприятие «святого духа», что лишь в иных терминах воспроизводило дьявольское искушение Адама и Евы в раю легким и быстрым «обожествлением» (Быт.3:1-6). Отрицание какой-либо догматики и организационного порядка с самого начала рассыпало пятидесятничество на бесчисленное число независимых сект, большинство из которых, впрочем, вскоре стали кучковаться в «Ассамблею бога». Более того, само пятидесятничество родилось в рамках различных протестантских деноминаций среди наиболее пассионарных их членов, жаждущих «живого духовного общения», и изначально объявило себя открытым для всех других протестантских «церквей». И не только протестантских: отвержение Христовой Церкви позволило свободно привлечь к «обретению благодати духа независимо от конфессиональной принадлежности» и католиков, и даже представителей всевозможных направлений язычества.

Межконфессиональный оккультизм под вывеской Христианства — та цель (тайна беззакония), к которой дьявол направлял свой вселенский заговор от самого начала, и которая составляет духовную природу Вавилонской блудницы и «зверя от земли». Тем более, что пятидесятничество составило не просто очередную протестантскую секту, но объединяет ныне большинство (по некоторым данным до 80%) адептов протестантизма, а вкупе с другими порождениями кальвинизма — большинство подавляющее. Более того, если доселе протестантизм официально выступал за аполитичность в пику Римскому престолу, устремляя к власти членов своих сект поверх доктрины, то пятидесятничество вкупе с иеговистами и мормонами по-талмудически ставит своей религиозной целью захват политической власти для реализации своих мессианско-религиозных целей. Однако для воплощения этого сатанистского духа во всей полноте жизни народов «зверя морского», равно как и для стяжания в последнего всех неправославных народов, наконец, для соединения воедино всех языческих религий и основанных на них идеологий еще требовалось вырастить определенные иные органы «зверя из земли».

Таким образом, в лице протестантизма новозаветная «церковь»-блудница постепенно и окончательно лишается всего христианского содержания, сохраняя лишь его внешнюю оболочку, и наполняется содержанием (вином блудодеяния) блудницы ветхозаветной, а через нее — древним халдейско-вавилонским язычеством. Дьявол добился своего посредством своей излюбленной диалектической технологии лжи: исказив вначале истинное христианской вероучение и христианскую жизнь в «ипостаси» католицизма и всех его составляющих (от символа веры до иконописи и философии хозяйствования), в «ипостаси» протестантизма он «отрицает отрицание» и под видом противления искажению отвергает не само искажение, а искаженную им истину.

Духовное объединение двух блудниц-церквей произошло. Однако организационного слияния их в единую Вавилонскую блудницу-церковь, сидящую на «багряном морском звере» антихристова царства и готовую единым монолитом служить ему, — в «зверя от земли», — в протестантизме не достигается: иудаизм, католицизм и протестантизм еще остаются обособленными конфессиями, доктринально и политически противоборствующими друг другу. В противоборстве до времени находятся и ведомые ими страны (особенно религиозная часть их народов), по духу совершенно единые (как талмудические иудеи, германские лютеране и хорватские католики времен Второй мiровой войны). Более того, многие рядовые члены этих еретических конфессий продолжают искренне верить в то, что они пребывают в лоне Ветхого и Нового Завета и чтут заветы Моисея и Христа, — в то, что они иудеи («славящие Бога») и христиане (последователи-ученики Богочеловека Христа).

Преодоление этого средостения начинает производиться изнутри самой новозаветной блудницы — католицизма — особым католическим орденом с сугубо антихристианской доктриной — иезуитством.

www.ruskline.ru