Окончательное преодоление иконоборческой ереси. Торжество Православия.

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Правление святой Царицы Феодоры

После смерти Императора Феофила его сыну Михаилу не исполнилось и 2-х лет. Он родился 19 января 840 г. и сразу после рождения был по повелению отца венчан на царство, так что престол, несмотря на нежный возраст василевса, не оставался вакантным ни минуты, но править Империей должен был регент. Эту должность взяла на себя вдова Феофила, святая Феодора. Ее советниками и до известной степени соправителями стали патрикий Феоктист, евнух, занимавший должность логофета дрома, своего рода министра иностранных дел и начальника имперской канцелярии, «брат августы патрикий Варда и магистр Мануил, родом армянин, приходившийся госпоже дядей по отцовской линии»^[1], и еще один ее родственник Сергий Никетиат. В регентский совет была включена и старшая дочь Феофила и Феодоры Фекла. Ввиду своей юности и неопытности едва ли она реально участвовала в обсуждении вопросов внутренней и внешней политики, но «ее изображение встречается на монетах, а имя упоминается в официальных актах»^[2].

Уже в первые годы правления именем своего сына Михаила Феодоре пришлось столкнуться с конфликтом в регентском совете, в котором ключевую позицию занимал логофет Феоктист. Пользуясь полным доверием Августы и опасаясь соперничества со стороны коллег, он оттеснил их от участия в правлении государством. По словам Ш. Диля, «магистра Мануила… обвинили в заговоре против Императорской фамилии, и он должен был отказаться от своей должности. Братья Императрицы, Петрона и Варда, были много опаснее, особенно второй, соединявший с выдающимся умом необыкновенное отсутствие всяких нравственных требований. С согласия самой Феодоры Варда был под каким-то предлогом удален от двора»^[3].

По сути дела, Феоктист остался единственным сановником, с которым советовалась правительница Империи в принятии решений. Карьерный успех Феоктиста послужил поводом для нелепых сплетен о том, что Августа намеревается вступить в брак с ним, даром что он был из числа безбородых вельмож, как называли тогда дворцовых кастратов.

Ставший фактическим соправителем Царицы Феоктист умело распоряжался финансами государства, за что его ценила правительница Империи, возымев к нему особое доверие, но он не обладал полководческим талантом. Военные кампании, которые он вел, оказались провальными. Еще во времена коллегиального регентства он возглавил морской десант на Крит, чтобы отвоевать остров у халифата. Но когда до него дошел слух из столицы, что там предприняты меры по его устранению от власти, он вернулся в Константинополь.

«Покинутое в Крите войско не могло предпринять никакого действия против арабов и само сделалось добычей неприятеля»^[4].

В сухопутном сражении у подножья Тавра на берегу Черной реки ромейский корпус под командованием Феоктиста был разбит арабами. Кроме убитых и пленных, потери ромеев включали и немалое число солдат, перешедших на сторону врага.

Во время военных действий на восточных границах Империи заодно с мусульманами действовали павликиане – приверженцы еретической секты манихейского направления. Как и правительница Империи, в большинстве своем они происходили из среды эллинизированных армян, преобладавших на востоке Империи. При этом для самоидентификации они не употребляли этнических наименований, а, называя себя не павликианами, но христианами, противопоставляли себя тем самым приверженцам Православия – ромеям. Против еретиков, взявших в противостоянии Империи и халифата сторону ислама, осуществлены были репрессивные меры: некоторые из павликиан, заподозренные во враждебных действиях против имперских властей, поставлены были перед выбором – принять Православие или подвергнуться смертной казни. Карательные акции против еретиков осуществляли военачальники Лев, Андроник и Судал, которые «одних павликиан распяли на кресте, других обрекли мечу, третьих – морской пучине»^[5]. Ф. И. Успенский в этой связи писал, что число погибших «доходило до ста тысяч»^[6]. Если речь идет о павликианах, убитых в правление Феодоры, то это многократное преувеличение.

В ответ на репрессии приверженец секты, ранее, вероятно, скрывавший свои религиозные убеждения, Карвей, занимавший должность протомандатора, подобную адъютантской, у стратига Анатолийской фемы Феодота Мелисина, «узнав, что его отец распят на кресте»^[7], бежал из Империи в халифат, в город Мелитину, во главе отряда из 5 тысяч еретиков. Эмир Мелитины Амр представил его халифу, и тот выделил им для поселения два пограничных города. Позже павликиане сами построили новый город, названный ими Тефрика, в пограничной области близ Севастии. В эти города стекались новые эмигранты из Империи. Оттуда павликиане, действуя под высшим командованием мусульманских эмиров, совершали набеги на земли ромеев.

Подготовительные меры к восстановлению почитания икон

Святая Феодора вошла в историю как восстановительница православного почитания икон, повторив подвиг своей предшественницы на троне – святой Ирины. После смерти мужа она предприняла шаги, которые привели к исполнению чаяний значительного большинства ромеев, в особенности жителей столицы, о возобновлении открытого почитания икон. Патриарх Мефодий в слове, произнесенном по случаю перенесения мощей своего православного предшественника по Константинопольской кафедре – святого Никифора, сказал:

«Понимая… что ничто так не будет способствовать безопасности Империи, как окончание церковной смуты, Царица Феодора, переговорив с высшими сановниками государства, призвала наиболее влиятельных между монахами и предложила им на обсуждение вопрос о восстановлении иконопочитания»^[8].

Святая Феодора вошла в историю как восстановительница православного почитания икон

Самым авторитетным из призванных Августой на совет был сам Мефодий, возвращенный после смерти Феофила из ссылки.

«Когда же нашла, – продолжал он, – что все они согласны и ежедневно горят одним желанием и болят сердцем о перемене религии, потребовала от них, чтобы они выбрали места из святоотеческих книг в подтверждение истины, указала место во дворце, куда предполагалось созвать Собор, и обратилась с манифестом к народу»^[9], текст которого до нас не дошел.

В регентском совете не оказалось упорствующих сторонников сохранения прежней религиозной политики правительства. Братья Царицы Варда и Петрона, а также Сергий Никетиат втайне и раньше почитали иконы. Логофет Феоктист, в прошлом, при Феофиле, считавшийся убежденным иконоборцем, в действительности оказался конъюнктурным политиком и при Феодоре всецело стал ориентироваться на ее позицию. Магистр Мануил колебался, и тогда, как рассказывает Продолжатель Феофана, на него «нападает… тяжкая и страшная болезнь. К нему являются студийские монахи… и обещают, что здоровье к нему быстро вернется, если пожелает поклониться святым иконам и убедит властителей предписать делать это повсюду»^[10].

Восстав с одра болезни, которая несла угрозу смерти, Мануил обратился к Царице, которая в первые дни после смерти мужа из осторожности не открывала своего намерения порвать с его иконоборческой политикой, с предложением решиться на этот радикальный шаг. В ответ он услышал:

«Всегда того желала и радеть о том никогда не переставала, но доныне препятствовали мне полчища синклитиков и вельмож, преданных этой ереси, не меньше их – митрополиты… и более всех – Патриарх… Сей несчастный – учитель и наставник всего зла»^[11].

Так названо было главное препятствие к восстановлению официального почитания икон. Принято было решение об устранении этой помехи. Убедившись в солидарной поддержке со стороны регентского совета, Феодора приказала друнгарию вилы (начальнику дворцовой стражи) Константину передать Патриарху Иоанну, что он либо должен выполнить волю Императрицы, монахов и благочестивого народа и восстановить почитание икон, либо, если он не согласен с этим требованием, оставить патриарший престол. Когда Константин сообщил Иоанну Грамматику распоряжение святой Феодоры, тот отослал посланца, сказав, что он должен все обдумать, после чего, по словам продолжателя Феофана, «взял нож и перерезал себе вены в животе… в том месте… где, как он знал, будет большое кровотечение»^[12] без опасности для жизни. Поднялся шум, преданные Иоанну люди обвинили саму Царицу в покушении на Патриарха. Феодора поручила Варде провести расследование, и он пришел к заключению, что это была имитация покушения на самоубийство. Не все историки принимают такую версию происшедшего за чистую монету. А. В. Карташев, комментируя это событие, замечает, что «трудно проверить эти россказни. Но, кажется, не исключено, что Константин и его конвой пытались прямо выгнать Иоанна из его дворца и при сопротивлении ранили его»^[13].

Скептическое отношение к выводам комиссии Варды разделяет Ф. И. Успенский и ряд других историков.

Как бы там ни было, против Иоанна Грамматика выдвинуто было обвинение в покушении на самоубийство. Судя по источникам, он обвинялся также в оккультной практике, попросту говоря, в колдовстве. Главная причина его осуждения – приверженность ереси, вполне достаточная канонически для низложения, – не была ему предъявлена, потому что соборное провозглашение возврата к православному догмату VII Вселенского Собора было еще впереди. До известной степени дело совершалось с сохранением некоей секретности, чтобы не дать повод иконокластам среди духовенства и мирян мобилизоваться и попытаться сорвать реформу. Преуспеть в этом из-за своей малочисленности они не могли, но исключать риск саботажа, смуты и даже мятежа не стоило. Иоанн был низложен и сослан в монастырь Клидион на Босфоре. До конца жизни он оставался убежденным иконоборцем, и даже, если верить Продолжателю Феофана, однажды велел своему слуге снять икону, будто бы пристально на него глядевшую, и «выколоть ей глаза»^[14], за что, когда это кощунственное действо открылось, был по приказу Царицы подвергнут бичеванию.

Преемником Патриарха-еретика стал святой Мефодий. Еще до своего избрания на Первосвятительский престол он стал ближайшим советником и помощником Августы по делам церковным. Вместе с ним правительница Империи подготовила созыв Поместного Собора в столице 4 марта 843 г. Эта дата была установлена и стала общепринятой в исторической науке в конце XIX века^[15]. Иная, в прошлом принимавшаяся дата – февраль 842 г., основанная на византийских источниках, в частности, на хронике Георгия Амартола, признана ошибочной. Комментируя эту хронологическую проблему, Ф. И. Успенский заметил:

«Царь Феофил умер 20 января 842 г. По господствующему мнению, которое до сих пор держится в науке, уже в марте того же года, в первую неделю Великого поста, последовало провозглашение торжества Православия после того, как новое правительство созвало церковный Собор, сменило одного Патриарха и избрало нового и приняло множество других мер с целью полного изменения церковной политики. Ясное дело, что в один месяц нельзя было произвести всех указанных перемен»^[16].

Подготовка Собора велась с большой тщательностью, так что на нее понадобилось больше года, которые минули со времени смерти мужа Императрицы. Имелись опасения противодействия со стороны упорных иконоборцев, которых надо было отстранить от важных административных должностей, и особенно командных постов в армии, чтобы не повторился опыт, пережитый при святой Ирине, когда православный Собор, созванный в Константинополе для восстановления почитания икон, был разогнан иконоборческим по своему составу гарнизоном столицы. Правда, в ту пору, за полвека до правления святой Феодоры, настроения в войсках были иными, тогда жива еще была память о победах, одержанных при иконоборцах Льве Исавре и Константине Копрониме. Правление иконоборцев новой формации, от Льва Армянина до Феофила, не сопровождалось заметными военными успехами, и принадлежность иконоклазму держалась уже в основном на инерции, конформизме и религиозном равнодушии, хотя, конечно, не до конца перевелись и идейные еретики, подобные низложенному и сосланному Иоанну Грамматику.

Принадлежность иконоклазму держалась уже в основном на инерции, конформизме и религиозном равнодушии

В канун Собора обнаружилось еще одно затруднение особого, семейного характера. Несмотря на религиозные расхождения с мужем, Феодора любила его, и эта ее преданная любовь выразилась в трогательной заботе о его посмертной участи. Она опасалась, что с восстановлением Православия и анафематствованием иконоборческой ереси анафеме будет подвергнут и сам высочайший покровитель иконокластов – Феофил. И тогда она решила поведать приглашенным ею во дворец клирикам, среди которых находился и святой Мефодий, некую тайну – об отречении ее мужа на смертном одре от ереси и о том, что перед тем, как отойти в иной мир, он лобызал принесенную к его одру икону. Поверить в полную достоверность этого рассказа трудно. Из новейших авторов ее принимает за чистую монету А. М. Величко^[17]. Другие историки усматривают тут со стороны Феодоры нечто вроде благонамеренного обмана. В самом информативном источнике по этому периоду, у «Продолжателя Феофана», находим такое сообщение:

«Сия благородная жена… сказала: ‟О отцы и клир Божий, с великой благосклонностью дарую я вам восстановление всечтимых и святых икон, соблаговолите же и вы по справедливости воздать благодарность своей госпоже… А прошу я для своего мужа и Царя от Бога прощения, милости и забвения греха. Если этого не случится, не будет ни моего с вами согласия, ни почитания и провозглашения святых икон, и не получите вы церковь”. Святой Мефодий на это ответил так: ‟Мы не можем тебе отказать, ибо положено щедро воздавать должную благодарность властителям и благодетелям, если они не правят самовластной рукой, и нрав их боголюбив. Но не посягнем на то, что выше нас, не в силах мы, как Бог, простить ушедшего в иной мир. Нам доверены Богом ключи от неба, и мы в силах отворить его любому, однако тем только, кто живет этой жизнью, а не переселился в иную. Иногда… и переселившимся, но… когда грехи их невелики и сопровождаются раскаянием”»^[18].

И тогда Царица, по словам цитируемого автора, «то ли по правде, то ли как иначе пылая любовью к мужу», сказала:

«В последний его час я плакала, рыдала, все ему выплакала и изобразила, что грозит нам, ненавистным (Феодора до конца скрывала от мужа свое тайное почитание икон – В. Ц.) за эту ересь… лишение молитв, проклятий град, восставший народ, – и вселилось тогда в него раскаяние в этой ереси. Он попросил их, я протянула, он их с горячностью поцеловал и отдал душу ангелам»^[19].

Что в самом деле произошла на смертном одре Феофила, мы уже в точности узнать не в состоянии. Можно только предположить, что в предсмертном забытьи он мог прикоснуться устами к поднесенным иконам. В его сознательное раскаяние и перемену религиозных убеждений поверить трудно, тем более что этому, вероятно, все-таки мнимому или бессознательному покаянию предшествовало удовлетворение от лицезрения отрубленной головы возненавиденного им зятя Феофоба. В ответ на этот рассказ царственной вдовы клирики, с которыми она вела беседу, «чтя нрав августы (как никакая другая была она христолюбива), а также жаждая ввести поклонение святым иконам», сказали, сделав немаловажную оговорку («если все так и есть»), «что найдет он прощение у Бога, и дали в том письменное удостоверение госпоже»^[20].

Собор 843 г.

В марте 843 г. состоялся православный Поместный Собор в Константинополе, в императорском дворце. Никто не дерзнул попытаться его сорвать: иконоборческий запал выгорел. По словам А. В. Карташева, иконоборчество «умерло естественной смертью»^[21]. На Собор «съехалось такое множество, что нельзя было перечесть, ибо прибыли не только те, которые сохранили чистый ум во время нечестия, но очень многие из тех, что разделяли еретические мнения и были назначены на церковные должности иконоборцами»^[22].

В марте 843 г. состоялся православный Поместный Собор в Константинополе, в императорском дворце

Вероятно, что в Соборе участвовали, наряду с епископами, также и монахи, не имевшие архиерейского сана, по примеру VII Вселенского Собора. Возможно, что, как и тогда, эти монахи, зарекомендовавшие свою преданность православному почитанию икон, были приглашены поставить свои подписи под соборными актами, которые, впрочем, не сохранились.

Председательствовал на Соборе избранный на нем Патриархом Константинопольским святой Мефодий. Точная дата рождения святителя Мефодия, который сменил на патриаршем престоле иконоборца Иоанна Грамматика, неизвестна, но она относится к концу VIII века. На свет он появился в Сиракузах на Сицилии, в состоятельной греческой семье. Из любви к Богу в ранней юности поступил в монастырь на одном из островов Архипелага – Хиосе, вложив в монастырскую казну средства на обновление его строений. Когда при Императоре Льве Армянине возобновились гонения на почитателей икон, Мефодий занимал должность апокрисиария при святом Патриархе Никифоре, который еще не был низложен по воле еретичествовавшего василевса. И святой Никифор направил его в Рим с посланием, в котором просил о поддержке в противостоянии ереси. Там он был рукоположен в диакона и затем в пресвитера. По возвращении в Константинополь Мефодий продолжал отстаивать Православие, противодействуя господствующему иконоборчеству, за что был арестован и заключен в темницу в Акрите. В ту пору правил в Империи свергший Льва Михаил Травл, а Патриархом был иконоборец Феодот. После восшествия на царский престол сына Михаила, Феофила, святой Мефодий получил свободу и даже, как блестяще образованный человек, был приближен ко двору в надежде, что в ответ на милость василевса он отойдет от прежней нетерпимости к иконоборческой ереси и, имея большой авторитет среди почитателей икон, побудит хотя бы некоторых из них к примирению с иконокластами. Но когда обнаружилось, что надежда на вероотступничество исповедника иллюзорна, и когда к тому же после очередной неудачи в войне с халифатом Феофил связал поражение с присутствием в его окружении идолопоклонников, каковыми он называл почитателей икон, таких как Мефодий, святой исповедник подвергся истязаниям, ему раздробили челюсть, и он был сослан на остров Антигон, а там помещен в пещеру, куда никогда не проникал свет солнца, вместе с двумя разбойниками. 7 лет он провел на острове. Освобожден он был, наряду с другими заточенными и изгнанными ревнителями Православия, уже после смерти Императора Феофила, в правление святой Феодоры, которая приблизила его к себе, зная о его высоком авторитете в среде почитателей икон.

Соборные акты или хотя бы протоколы не сохранились

Соборные акты или хотя бы протоколы не сохранились. Основным источником, из которого можно почерпнуть сведения о ходе соборных заседаний, служит синодик Недели Православия. В соборном определении 843 г. воспроизводились основные богословские положения ороса VII Вселенского Собора, провозглашалась анафема иконоборческой ереси, всему, что было написано или только сказано против святых Патриархов Тарасия и Никифора, анафематствовались персонально Патриархи-иконоборцы Анастасий, Константин и Никита, занимавшие Константинопольскую кафедру до VII Вселенского Собора, а также Патриархи периода иконоборческого рецидива: умершие Феодот Каситер и Антоний и здравствовавший в 843-м г. Иоанн Грамматик, заново провозглашалась анафема участникам иконоборческого собора 754 г., без упоминания их имен, – многие из них покаялись на Соборе 877 г. и умерли в мире с Церковью. Императорам-иконоборцам анафема не провозглашалась. Правда, уже после Собора останки кровавого гонителя православных Константина Копронима были удалены из гробницы, а мрамор гробницы употреблен для отделки одного из помещений императорского дворца. Собор 843 г. в своем определении воздавал хвалу мученикам и исповедникам, пострадавшим за почитание икон, и благочестивым православным Императорам. Собор также утвердил низложение Иоанна Грамматика, фактически к тому времени уже отстраненного и удаленного из столицы.

Чин Торжества Православия

После окончания Собора, наутро после всенощного бдения во Влахернском храме, 11 марта, – в том году на этот день приходилось первое воскресенье Великого поста, – в храме Святой Софии совершено было богослужебное чинопоследование, названное Торжеством Православия. Последование составлено было Патриархом Мефодием. Летописец рассказывает об этом событии так:

«Царица предложила Святейшему Патриарху Мефодию известить и собрать всех православных митрополитов, архиепископов, игуменов, клириков и мирян, чтобы пришли в Великую церковь Божию с честными крестами и святыми иконами в первое воскресенье святого поста. И когда бесчисленное множество народа собралось, приходит и сам Царь Михаил со святой и православной матерью своей… и со всем синклитом, и каждый нес по царской свече. И, соединившись со святым Патриархом, вместе двинулись от алтаря со святыми иконами и честным крестом и Святым Евангелием и пошли с литией до ворот дворца… И после долгой молитвы и сокрушенного и многоплачевного и умиленного взывания ‟Кириэ элеисон” возвратились во святой храм для совершения Божественной таинственной литургии с великой радостью и торжеством. И таким образом восстановлены святые и честные иконы для почитания и поклонения в храме Божием. Благочестивые же самодержцы, со всечестным и святым Патриархом Мефодием и бывшими при нем… митрополитами… постановили: ежегодно в первое воскресенье святого поста праздновать торжественно в Великой Божией церкви сей святой и честной праздник, который и празднуется доныне. Иконы одновременно были поставлены и во всех церквах Константинополя»^[23].

С тех пор этот чин совершается в православных храмах в первое воскресенье Великого поста

С тех пор этот чин из года в год, до наших дней, совершается в православных храмах, как и в 843-м г., в первое воскресенье Великого поста.

Почетные гости были затем приглашены на праздничный обед во дворец. Среди них был и святой Феофан Начертанный. На приеме случился характерный инцидент, о котором рассказал Продолжатель Феофана. Он, правда, ошибался, полагая, что во дворце находилось двое братьев, прозваннных Грапта – Начертанными. В действительности святой Феодор скончался в 840-м г. в темнице в Апамее, не дожив двух лет до торжества православного иконопочитания. Святая Царица вдруг обратила внимание на позорящие письмена, вырезанные на лбу Феофана, и сказала, что она поражена и терпению исповедника, и жестокости его мучителя, «на что блаженный Феофан… сказал: ‟О надписи этой мы рассудим с мужем твоим и Царем на неподкупном суде Божьем”. Опечалилась Царица, залилась слезами и сказала: ‟И это ваше обещание и письменное согласие! Вы не только его не прощаете, но еще и на суд требуете и зовете”»^[24].

Присутствовавший при этом диалоге Патриарх Мефодий постарался замять случившуюся неловкость, заверив Царицу: «Нет, царица, твердо наше слово, не обращай внимания на пренебрежение этих людей»^[25]. Продолжатель Феофана, как уже замечено выше, ошибочно полагал, что участниками этой тягостной беседы были оба брата.

Вскоре после этого святой Мефодий решил поставить Феофана Начертанного на Никейскую кафедру, а в ответ на возражения против этого назначения, со ссылкой на сирийское происхождение Феофана и на отсутствие у него поручителей, он сказал, «указывая на изуродованное лицо Феофана: ‟После такой надписи не нужно и желать лучшего свидетельства в его православном исповедании”»^[26], и хиротония его была совершена. Феофан Начертанный вошел в историю гимнографии как творец более 140 канонов. Он отошел ко Господу около 847 г, и после преставления был вместе с братом причислен к лику святых исповедников.

Победа над иконоборческим рецидивом открыла новую эпоху в истории Православной Церкви

Победа над иконоборческим рецидивом открыла новую эпоху в истории Православной Церкви, которая впредь уже не сталкивалась с ересями, получавшими поддержку со стороны государственной власти и потрясавшими церковный мир в Империи до основания. Поэтому чин, совершенный после восстановления почитания икон в храме Святой Софии и с тех пор ежегодно повторяемый в православных храмах, действительно стал торжеством православной веры, одолевшей восстававшие на нее еретические заблуждения.

Правда, не все иконоборцы покаялись тогда в своих заблуждениях или хотя бы смирились с поражением. Подстрекаемые Иоанном Грамматиком, его клевреты продолжали интриговать против почитателей икон, и особенно против ненавистного ересиарху его преемника на патриаршей кафедре – святого Мефодия. Нашли продажную женщину, которая обвинила святого Патриарха в связи с ней. Проведено было расследование, которое возглавили царедворцы Феоктист и Мануил, и невиновность святителя выяснилась вполне. Участники этой преступной акции были приговорены к непременному участию в крестном ходу в день торжества Православия, при этом они обязаны были нести факелы и выслушивать поименные анафемы, которые специально с этой целью дополнительно включались в чинопоследование. Анафематствованный и нераскаянный иконоборец Иоанн Грамматик умер скоро после этой провальной затеи, в 843-м г. По странному недоразумению, британский византолог Дж. Норвич усваивает эту авантюру не иконоборческой компании, а студитам – насельникам Студийского монастыря, последователям преподобного Феодора^[27]. Это, конечно, ошибка, в источниках нет оснований для подобной версии.

Но что и впрямь имело место в церковной жизни 840-х гг., так это конфликт, в который вступили ревностные студиты с Патриархом. В основных чертах он воспроизводил логику прежних расхождений и спора между самим Феодором Студитом, с одной стороны, и Патриархами Тарасием и Никифором – с другой, спора приверженцев акривии и икономии. События развивались следующим образом. Ради скорейшего преодоления былых разделений Патриарх Мефодий, как в свое время Тарасий, не удалял с их кафедр тех былых иконоборцев, которые, как почти все они, принесли покаяние, оставляя без пристрастного исследования искренность этого их покаяния, хотя сам он в ней мог сомневаться. Некоторые его высказывания говорят о его недоверии к легко отделавшимся епископам, переметнувшимся из ереси в стан православных. В послании Патриарху Иерусалимскому он сетовал:

«Они дошли до такого бесстыдства, что при встрече с кем-либо из наших относятся к нему свысока, чрезмерно гордо осматривают его с ног до головы, бросают ему резкую укоризну»^[28].

Сохранив свои кафедры и должности, эти лица сохранили и свой прежний социальный статус, свои состояния, свой внешний блеск, который позволял им с высокомерием взирать на исповедников, которые, выбрав узкий путь страданий за Православие во время гонений, не помышляли о том, чтобы вознаградить себя за понесенные лишения приобретением земных благ, когда восторжествовало Православие. К тому же гонимые иконоборцами исповедники могли не получить образования, доступного еретичествовавшим церковным сановникам.

Зная цену епископам и клирикам, скопом вернувшимся из ереси, святой Мефодий все же в отношении к ним обнаруживал, подобно своим предшественникам Тарасию и Никифору, великодушную терпимость, которой недоставало ревнителям из Студийского монастыря и их единомышленникам. Разногласия между ранее солидарно противодействовавшими ереси иконодулами с особой остротой вырвались наружу после того, как, по указанию святого Патриарха, мощи святителей Патриархов Тарасия и Никифора, а также преподобного Феодора Студита были перенесены в столицу. Мощи Патриархов были помещены в храме Святых Апостолов, а Феодора – в его монастыре. Насельники этой обители с великой радостью встретили святые останки прославленного игумена своей обители, но они не одобрили почести, которые оказаны были памяти Патриархов, с которыми преподобный Феодор при жизни дерзал вступать в спор, порой ожесточенный. В ответ на эту обструкцию Патриарх Мефодий потребовал анафематствовать все, что когда-либо было написано против Патриарха Никифора.

«Напрасно Патриарх доказывал упорствующим монахам, что он требует осуждения не лица Феодора Студита, писавшего против Никифора, а только тех его сочинений, от которых он, Феодор, сам отказался, примирившись с Никифором. Монахи оставались при своем. Патриарх вынужден был, – как считает А. П. Лебедев, – угрожать своим противникам даже анафемой»^[29].

Конфликт между Патриархом и студитами продолжался до самой его кончины

Неизвестно, пришлось ли ему и в самом деле прибегнуть к этой крайней мере, но конфликт между Патриархом и студитами продолжался до самой его кончины, а она последовала 14 июня 847 г.

Преемником святого Мефодия стал Патриарх Игнатий. В истории Церкви началась новая эпоха, эпонимами которой стали имена двух святых Патриархов – Игнатия и Фотия, которые не раз сменили один другого на Первосвятительском престоле в Константинополе.