«Пора сказать, что разбойники взяли власть…»

Философ Николаевич родился в семье священника на погосте Новая Ёрга, Новгородской губернии в 1860 году. Окончил Кирилловское духовное училище, а затем духовную семинарию и – с блестящими успехами – Санкт-Петербургскую Духовную академию. По окончании Академии в числе лучших студентов был оставлен в Петербурге, и, по ходатайству принца Ольденбургского, определен на вакансию священника в церковь в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» детского приюта.

С первых дней служения он заслужил всеобщее уважение. Как отмечают его биографы, «неподдельная детская вера молодого священника, его нелицемерная любовь и сострадание к ближним поражали окружающих, его слова согревали души человеческие».

Вскоре отец Философ был назначен настоятелем вновь возведенного храма во имя преподобномученика Андрея Критского, где прослужил более 20 лет. Здесь он произнес дивное «Слово о значении святого храма в жизни христиан», которое много раз потом переиздавалось многотысячными тиражами. «Церковь, – проповедовал отец Философ, – лучшей представительницей которой является часть ее, посещающая свой храм, составляет душу и сердце русского народа. Она есть его родная мать, помощница и наставительница его. В ней почерпал он силы для перенесения горя и страданий, ею воодушевляем и благословляем был на все великое…».

Отец Философ принимал активнейшее участие в общественной жизни города. Был гласным от духовенства Петербургской городской Думы, членом думских комиссий по народному образованию и благотворительности. В течение 26 лет был председателем петербургского Общества распространения религиозно-нравственного просвещения. Участвовал в устройстве в городе ночлежных домов, сиротских приютов, богаделен; его неутомимыми стараниями в Петербурге и окрестностях было возведено 12 замечательных храмов.

В качестве председателя комитетов по строительству этих церквей отец Философ распоряжался огромными деньгами, но при этом сам жил очень скромно, давал частные уроки, чтобы прокормить большую семью – у него было десять детей.

Напряженные усилия немало отражались на его здоровье, но об этом никто не знал, все всегда видели отца Философа бодрым и радостным, благодарившим Бога за всё.

Он отлично понимал силу печатного слова в борьбе за души людей, особенно на переломе исторических эпох, и писал: «Когда сняты были замки и опоры с печатного слова, из тюрьмы духа вырвались на улицу ядовитые, удушливые газы; из источников хлынули не кристальные воды горных ручьев, а гнилостные помои городских клоак…». Был редактором и цензором ряда петербургских духовных журналов, таких как «Санкт-Петербургский Духовный вестник», «Отдых христианина», «Православно-Русское слово» и др.

Во время революции 1905 года отец Философ призывал рабочих Нарвского района — места особой активности революционных пропагандистов — к верности императору Николаю II. Был одним из ближайших сподвижников митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского).

Узы духовной дружбы связывали его и с Патриархом Тихоном. Почти двадцать лет он был духовным сыном святого праведного Иоанна Кронштадтского, который часто бывал у него дома и благословлял все его начинания.

В 1913 году отец Философ был назначен настоятелем Казанского собора, где находился знаменитый список с чудотворной иконы Казанской Божьей Матери. Это также еще и собор русской воинской славы, в котором находится могила полководца Михаила Кутузова. Собор часто посещали члены императорской семьи, для которой было устроено особое царское место.

А когда началась Первая мировая война, отец Философ неоднократно выезжал в районы боевых действий, сопровождая транспорты с вещами и продуктами для воинов, горячо молился за победу русского оружия. Отдал свою квартиру под лазарет для раненых солдат, а сам с семьёй переехал в небольшое казённое помещение.

(Кстати, в то время под солдатский лазарет сам Николай II отдал Зимний дворец. И когда в октябре 1917 года его штурмовали революционеры-большевики, то к своему удивлению обнаружили в нем, кроме Временного правительства, и раненых солдат на койках).

В армии служили все взрослые дети церковного иерарха. А в Казанском соборе собирали средства для помощи фронту, был организован сбор теплых вещей, женщины шили белье для воинов.

Пророческие предупреждения

В Петрограде отец Философ Орнатский был одним из самых уважаемых священнослужителей, во время его проповедей храм всегда был полон верующих, которые, затаив дыхание, внимали каждому его слову. Он обладал великим даром духовного утешения. Его появления всегда с нетерпением ждали в лазаретах и приютах, богадельнях и тюрьмах. Везде, где появлялся этот замечательный пастырь, царила атмосфера благожелательности и мира.

Еще в 1894 году отец Философ, обращаясь к образованной части общества, предостерегал: «Смотрите: вот, жизнь христианская расшатывается в самых ее устоях. Религия и вера объявляются отжившими свой век, на место Бога люди ставят человечество и служением ему хотят заменить служение Богу. Мир духовный объявляется несуществующим, и Ангелы добрые и злые, о которых прямо и решительно свидетельствует Святое Писание, признаются только нашими понятиями о добром и злом… Находятся люди, которые брак не признают союзом нравственным, заключаемым для обоюдного спасения мужа и жены и христианского воспитания детей, но обращают в простую сделку ради чувственных наслаждений и выгоды…

В то время как мы спали духовно, устремляясь, кто на село свое, кто на куплю свою, враг рода человеческого уловлял в свои сети простодушных и, указывая им на наши слабости, распалял их ненавистью к нам. И вот мы стоим лицом к лицу с врагом, который через наших же плененных греху собратий наносит нам раны».

И далее следуют такие слова: «Нам предстоит борьба подлинная не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных».

Воспоминания внучки

В Санкт-Петербурге до сих пор живет внучка священномученика Татьяна Константиновна Орнатская. Она окончила в Ленинграде Политехнический институт, многие годы работала инженером, а потом – программистом, а сейчас на пенсии. Когда рухнул СССР, и открылись архивы, она стала собирать документы, восстанавливать историю жизни своего знаменитого предка. Как она сообщила «Столетию», имя отца Философа в советские времена упоминать было опасно, сама же она узнала, кто на самом деле был ее дед, только после краха СССР, когда родственники из Канады стали разыскивать потомков отца Философа в России. Бабушка, которая умерла во время блокады, бережно хранила его вещи, однако в войну многое было утрачено. Но кое-что все-таки осталось. Есть семейные иконы: Философ и Елена, святые всех детей. Сохранился крестик, медальоны со святыми, иконочки тех времен. Однако личных вещей отца Философа не сохранилось.

«Особое чувство я испытала, – говорит Татьяна Константиновна, – когда в первый раз присутствовала на службе в Казанском соборе. Он тогда только открылся, большую часть еще занимал устроенный там в советские времена музей атеизма, но службы уже начали совершать. Иконостаса не было, не было преграды, все открыто взору. А каменный пол и ступени, ведущие на солею, старые… Я представила, как дедушка ходил по этим камням, входил в алтарь. И мне было страшно смотреть…».

Трагедия революции

Когда в России грянула революция, для Русской церкви наступили трагические времена. Во времена СССР скрывалось, что насильственное насаждение большевиками в стране безбожного атеизма и варварский разгром церквей вызвали ожесточенное сопротивление верующих и священнослужителей, которое было подавлено только беспощадным террором. Многие, в их числе и Философ Орнатский, за свою веру взошли на Голгофу. Особенно упорным сопротивление было в Петрограде. 13 января 1918 года в Александро-Невскую лавру – цитадель православия – прибыл отряд вооруженных матросов и солдат, которые предъявили бумагу за подписью народного комиссара Коллонтай, где объявлялось об ее реквизиции.

Возмущение было всеобщим.

Состоялось многолюдное собрание духовенства всех приходов Петербурга, на котором настоятель Казанского собора протоиерей Философ Орнатский внес предложение устроить Крестный ход всех храмов столицы к Александро-Невской лавре. Предложение было единогласно принято.

А когда в Лавру снова прибыл до зубов вооруженный отряд матросов и красногвардейцев, то с колокольни раздался набатный звон, и к монастырю устремились разгневанные толпы народа. Налетчиков разоружили и выпроводили за пределы Лавры. Тут же из Смольного прибыло подкрепление с пулеметами. Раздались выстрелы. Протоиерей Петр Скипетров был смертельно ранен. Однако в Лавру прибывали все новые толпы верующих, а рабочие Стеклянного и Фарфорового заводов заявили, что будут ее защищать до последней возможности. Растерявшимся большевикам пришлось снять пулеметы и ретироваться.

20 января к Александро-Невской лавре потянулись крестные ходы от всех столичных церквей. По подсчетам прессы, численность верующих доходила до полумиллиона человек. К часу дня около 200 шествий слились в один Крестный ход. На Лаврской площади перед несметной толпой митрополит Вениамин прочитал воззвание патриарха Тихона. Был совершен молебен, пел весь народ. Затем величественный Крестный ход направился по Невскому проспекту к Казанскому собору при непрерывном пении. Огромная Казанская площадь была заполнена народом. Слезы текли по лицам людей. Многие опускались на колени.

Перепуганные большевики укрылись в Смольном. По указанию Бонч-Бруевича по всем улицам города было разбросано извещение от ЧК, что патрулям предписано везде поддерживать порядок и немедленно арестовывать тех, кто обнаружит намерение помешать Крестным ходам. Так мудрое предложение отца Философа Орнатского о проведении всегородского Крестного хода помогло сплотиться верующим и почувствовать свою силу.

Расправа

Однако, временно отступив, большевики и не думали отказываться от своего намерения разгромить Русскую православную церковь. Был издан декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Начались жестокие репрессии. У стен Киево-Печерской лавры был расстрелян митрополит Киевский и Галицкий Владимир. А отец Философ в те дни бесстрашно обличал:

«Пора сказать, что разбойники взяли власть и управляют нами. Мы терпели, но терпеть далее невозможно, потому что затронуто Святое Святых русской души — Святая Церковь… На сознательное мученичество идти не следует, но если нам нужно пострадать и даже умереть за правду, это надо будет сделать…».

Таких дерзких речей Орнатскому новая власть простить не могла. 19 июля 1918 года (по старому стилю) поздно вечером в доме священника раздался звонок. «Мы сели ужинать, мой отец и мать, три моих брата», — вспоминала Лидия Философовна, дочь Орнатского. — Раздался звонок, и в дверях появились вооруженные матрос и два красноармейца. Матрос приказал сделать обыск; обыск был поверхностный. Затем предложили отцу ехать с ними, пообещав, что он скоро вернется. Старший брат Николай — военный доктор, сам вызвался сопровождать отца. Тогда матрос обратился ко второму брату, Борису, тоже офицеру, чтобы и он ехал с ними».

К утру они не вернулись. Верующие возмутились, у Казанского собора собрались тысячи прихожан, которые с пением молитв и хоругвями направились к зданию ЧК на Гороховой улице. Там приняли делегацию и уверили, что отец Философ и его сыновья будут скоро освобождены.

На другой день обеспокоенная дочь отправилась в комиссариат, чтобы выяснить судьбу отца и братьев. Там ей сказали, что «никаких Орнатских не знают». Выйдя из здания, Лидия вдруг услышала за своей спиной тихий голос: «Сестра Орнатская, идите, слушайте и не оборачивайтесь: ваш отец и братья были здесь, и теперь увезены и расстреляны в числе других арестованных на одной из дамб Финского залива…».

Судя по всему, священника вместе с сыновьями расстреляли в первую же ночь после ареста безо всякого суда. Такого авторитетного пастыря, имеющего громадное влияние на сотни тысяч жителей города, им надо было уничтожить в первую очередь. Казнь была произведена в глубокой тайне. Место расстрела неизвестно до сих пор. По одной из версий, их расстреляли на бетонном молу в Стрельне под Петроградом, а трупы палачи потом сбросили в воды залива. До нас дошло свидетельство водителя, перевозившего по приказу чекистов арестованных к месту казни. Начальник расстрельной команды спросил отца Философа: «Кого расстреливать первым – тебя или сыновей?». Батюшка ответил: «Сыновей».

Вместе с отцом Философом и его сыновьями Николаем и Борисом были тогда расстреляны 30 петроградских офицеров, верных Отечеству. Перед началом казни отец Философ утешал павших духом сомучеников, и кротко произнес: «Ничего, к Господу идем. Вот, примите мое пасторское благословение и послушайте святые молитвы».

И, став на колени, начал спокойным, ровным голосом читать отходную…