«Его последние дни были как в Евангелии: Пронзенные руки и ноги, пронзенные ребра»

Иеромонах Иустин (Мренович), келейник почившего Митрополита Амфилохия, делится воспоминаниями о годах знакомства с владыкой и его христианской кончине.

– Отец Иустин, расскажите о ваших ранних встречах с Митрополитом Амфилохием. Вы сами родом из Метохии, можете кратко представить нам роль Митрополита в Косово и Метохии?

– Думаю, что связь Митрополита с Печской Патриархией нет необходимости подробно объяснять. Как сказал Патриарх Ириней на отпевании: «Всем известно, как глубоко он носил в себе косовскую рану».

Я еще ребенком, как раз в Печской Патриархии, впервые встретился с Митрополитом Амфилохием. Я его помню еще иеромонахом, профессором Богословского факультета, он приезжал в Печ, а я с дедом постоянно ходил в Печскую Патриархию. Митрополит в 1990-м году, еще будучи епископом Банатским, вместе с Патриархом Павлом, который был епископом Рашско-Призренским, приехал в наше село Витомирицу рядом с Печью освящать закладной камень для дома причта. Мне тогда было 11 лет, и я впервые вошел в алтарь как чтец. Первым моим послушанием было держать жезл Митрополиту Амфилохию. Помню, как сейчас: молодой, худощавый, с черной бородой. В какой-то момент он обернулся и спросил: «Можешь ли ты держать эту палку?» Я отвечаю: «Могу, могу». А он мне на это: «Хорошо, ты герой – можешь это выдержать». И такая радость меня тогда охватила, что я до утра готов был держать его. И как-то с тех пор всю мою жизнь Господь невидимым образом направлял к Митрополиту Амфилохию.

К сожалению, в 1999-м году произошла трагедия и погром в Косово и Метохии, когда опустела практически вся Метохия – от Печи до Призрена. Когда уходила наша армия, с ней ушел в большом количестве и наш народ, а международные силы только начали входить в КиМ, и в этот вакуум врывались банды из Албании, а много наших людей пострадало и от местных албанцев. Об этом ярко свидетельствуют дневники Митрополита, которые он вел в Косово и Метохии. Они опубликованы издательством «Светигора» (а в России – издательством РИСИ).

И я сам, и мои родители, как и большинство моих односельчан, спаслись только благодаря Митрополиту.

Ни одно имя в Косово и Метохии не вызывает такого благоговения, доверия и любви, как имя Митрополита Амфилохия

Митрополит собственными руками собирал тела погибших людей повсюду – по огородам, по канавам, по хлевам, – обгоревшие, обгрызенные животными, изуродованные тела, – и хоронил своими руками. Так что Митрополит полностью оправдал звание Печского экзарха. Думаю, что сегодня ни одно имя в Косово и Метохии не вызывает такого благоговения, доверия и любви, как имя Митрополита Амфилохия.

Когда я принял решение уйти в монастырь, я знал, что могу открыть душу только Митрополиту. К этому моему ощущению присоединялось и то, что я уже был знаком с настоятелем Цетиньского монастыря отцом Лукой. И так моя жизнь оказалась непосредственно связана с владыкой.

Прежде чем я стал монахом, я читал у аввы Иустина, что, если у человека нет монашеского призыва, а он примет монашество, несчастнее его не будет в мире человека. И я год-другой боролся с этой мыслью: «Господи, есть ли у меня монашеский призыв?» Когда пришло время пострига, на Исповеди перед постригом я кратко рассказал свою жизнь, перечислил грехи, а Митрополит ответил мне буквально такими словами: «А что касается монашеского призыва, по твоей Исповеди видно, что он у тебя есть с самого детства». Я счастливым вышел из келлии Святого Петра и только спустя полгода понял, что я вообще его об этом не спрашивал! Но Господь открывал ему какие-то вещи и тайны, когда было нужно.

Вообще, Митрополит был очень простым человеком. С ним все было естественно, как с родителем: спросишь о чем-то, он пошутит с тобой или мягко укорит, а потом увидит, что ты расстроился из-за этого, и скажет: «Давай, благо мени, будем исправляться», – то есть давал воспитательную меру, говорил, что не так и каким образом исправиться, а потом по-человечески поддерживал, чтобы ты не впал в отчаяние.

– Вот уже 10 лет прошло с тех пор, как вы приняли постриг и стали келейником Митрополита. Что входило в ваше послушание келейника?

– Братия часто шутила, что я горничная… Келейник – это монах или послушник, который заботится о порядке в келлии, о помещении, в котором живет настоятель или духовник. До меня келейником 20 лет был монах Матфей, который сегодня подвизается в монастыре Острог. Он безупречно заботился о Митрополите. Серьезный и ответственный, он был для меня примером, и это при том, что ему было намного труднее, чем мне. Он пришел в Цетиньский монастырь одновременно с Митрополитом, и первое время был ему и водителем, и поваром, и чтецом на литургии, и, конечно, келейником, и принимал гостей. В 2010-м отец Матфей перешел в Острог, и Митрополит благословил меня наследовать его послушание.

Быть келейником Митрополита Амфилохия – одно из самых легких послушаний в монастыре. Сам Митрополит был очень скромным. Он до последнего момента старался никого не обременять, сам о себе заботился и никому не давал вокруг него хлопотать. Так что, может быть, кроме последних двадцати дней, мое келейничество сводилось к поддержанию чистоты в помещении, иногда что-то ему принести или принять гостей.

– Были ли разница между Митрополитом как архиереем и Митрополитом как собратом Цетиньского монастыря?

– Единственной разницей между Митрополитом как Митрополитом и Митрополитом как собратом монастыря была в том, что его окружали люди и выражали ему глубокое уважение, и в такие моменты мы осознавали его масштаб. В то же время и как собрат Цетиньского монастыря Митрополит был для нас абсолютным авторитетом, и все мы его очень любили и старались не беспокоить. Хотя иногда все-таки досаждали ему.

Относился к нам как отец к своим детям: умел и пошутить, и укорить

Митрополит почти каждый день куда-то уезжал, но случалось, что пару дней он оставался в монастыре с братией, и тогда у нас была возможность узнать его как обычного человека. Он ничем не выделялся среди монахов и послушников, относился к нам именно как отец к своим детям: умел и пошутить, и укорить… А когда видел, что мы отлыниваем от какого-то послушания, вроде покоса или работ в винограднике, говорил: «Ну-ка, братия, пойдем все поможем», засучивал рукава, и нам ничего другого не оставалось, как следовать за ним, – нам было неудобно, что старец работает. Люди, которые приходили к нему, даже официально, всегда уходили с улыбкой на лице, как будто освободились от гнета какой-то тьмы, они буквально преображались. А были тут разные люди, в тяжелых жизненных обстоятельствах, болезнях. Были и такие, от которых мы, прости Господи, из монастыря убегали… Митрополит принимал всех и говорил с ними как со старыми друзьями. Никто не выходил от Митрополита расстроенным, униженным, каждый чувствовал его тепло. Часто люди говорили: «Боже, когда он заговорил, я забыл обо всех моих мучениях».

– Известно, что двери Черногорско-Приморской митрополии были открыты для каждого – от людей на самых высоких должностях до самого простого человека, были тут и сложные люди, и не всегда добронамеренные… Как Митрополит выдерживал такое количество обязанностей и такое количество самых разных людей? Бывали ли моменты, когда ему было тяжело, уставал ли он?

– Митрополит, по словам апостола Павла, «был всем для всех». И отцы из канцелярии, и братия монастыря – все мы свидетели, что были дни, когда он по выходе из храма (а богослужения он не пропускал) до самого вечера работал и принимал людей. Бывало, что до полуночи засиживались, постоянно сменялись люди и темы, от семейных до церковных проблем, текущих монастырских вопросов. Бывало, что владыка не успевал пообедать (а он ел раз в день), – только выпьет кофе и воду. Помню, однажды мы проводили последних гостей без двадцати 12, я запираю двери, а он говорит: «Ну, вот, время немного отдохнуть». Он неустанно распинался за свой народ, не щадил себя, но старался пощадить нас и каждому давал послушание по сердцу, согласно его таланту.

Не щадил себя, но старался пощадить нас и каждому давал послушание по сердцу, согласно его таланту

Митрополит твердо верил в человека, и если оказывал кому-то доверие, то уже не проверял, достоин ли тот и может ли он его понести или нет. Старался помочь, если видел, что тяжело, и радовался, когда видел труд и старания человека. Он каждому из нас находил меру. Мы все свидетели того, как он старался найти место и для тех, от кого все давным-давно отказались. Особенно если речь шла о монашестве: отправит то в один монастырь, то в другой, и наконец оставит там, где монах или монахиня буквально расцветает. Митрополит действительно был духовным отцом, никогда не оставлял человека.

– Мы свидетели того, что кабинет митрополии и сама Черногорско-Приморская митрополия обрела вселенский характер. Как это влияло на него и окружающих?

– Владыка действительно сделал митрополию вселенской: здесь бывали епископы из Греции, Стамбула, России, просили его совета по самым разным вопросам святогорские монахи, греческое, русское, косовское монашество… Думаю, на свете нет народа и страны, в которые Митрополит не вложил бы часть своей души. Он постоянно заботился о единстве Церкви, и ему было очень тяжело из-за событий на Украине, и он с этой раной ушел ко Господу. Но мы знаем, что в его лице мы обрели молитвенника и заступника за церковное единство.

– Вершиной делания Митрополита Амфилохия мы можем назвать борьбу за защиту святынь, когда, можно сказать, он дал урок всему миру, как надо любить свой народ, как надо стоять за свой народ. И он вышел победителем из этой борьбы. А когда мы думали, что он выиграл все сражения и что нет уже того креста, который он не разделил с народом, он взял крест болезни. Вы с первого дня были у его больничной постели. Каким было отношение Митрополита Амфилохия к болезни вообще, и как он заботился о своем здоровье и здоровье других?

– Бог дал Митрополиту исключительно крепкое здоровье и физическую выносливость. Он очень редко болел – в основном это были легкие простуды, а когда его спрашивали, как он себя чувствует, отвечал: «Я из Морачи, меня мать младенцем омыла в ледяной воде, и я не боюсь болезни». В свои 82 года он был очень подвижным и сам о себе заботился.

Митрополита почти каждый день просили о ком-то помолиться, он с большим вниманием и состраданием подходил к каждому. Было множество неожиданных исцелений, о которых свидетельствовали врачи, когда, казалось, не было надежды. Мы верим, что это происходило по молитве Митрополита.

Когда появился этот злосчастный вирус, Митрополит сразу отнесся к этому очень серьезно, но, как настоящий христианин, не показывал страха. Только сказал, что это какое-то знамение Божие. Говорил, особенно в последние дни: «Не знаю, от дьявола ли, или Господь попустил, но очевидно, что это нам дано для переосмысления жизни». Вначале болезнь не была такой сильной, но было ясно, что из-за возраста он должен лечь в больницу. Митрополит минут 20 лежал на кровати у себя в келлии, видимо, молился, в какой-то момент его глаза наполнились слезами, он встал и сказал: «Пошли!» Я подумал, что он отправился на страдания, как агнец на заклание.

Когда подтвердилось, что тест положительный, он сказал: «Ну, так и должно быть: если столько людей страдает в Черногории и во всем мире, – и мне надлежит понести этот крест».

С этого момента началась последняя глава жизни Митрополита, который никогда не лежал в больнице и никогда не позволял нам хлопотать о его здоровье.

Он был послушен докторам и сестрам. А это было очень интенсивное лечение: множество капельниц, уколов, анализов крови, на его руках не было живого места, куда бы ни вонзилась игла. Когда спрашивали, больно ли, он шутил: «Я привык, у меня всю жизнь кровь пьют, как и я у других».

Лечение было успешным, хотя на шестой день случился кризис, так как речь шла о двустороннем поражении легких. Тогда доктор Елена, которая заботилась о нем как о родном отце, сказала ему: «Владыко, если представить вашу болезнь в виде Ловчена, то сейчас мы на вершине». Он ответил: «Отлично, сразу же начинаем копать фундамент для церкви!»

Он много и на самые разные темы разговаривал по телефону. В среду к вечеру я заметил, что он держит руку на груди. Я сразу же сообщил об этом доктору, она немедленно пришла и дала необходимые препараты, однако к вечеру уровень кислорода в крови начал падать. Тогда доктор первый раз сказала, что она боится, что Митрополит может не справиться с последствиями короны. Вечером его состояние ухудшилось, и ему стали давать большое количество кислорода.

В четверг утром он попросил воды. Мы сняли с него маску и дали воды, а он сквозь бороду пробормотал: «Кончено». Я похолодел и подумал: «Кажется, Митрополит решил нас оставить…».

Наряду с остальными мерами нужно было сделать надрез между ребрами, чтобы дренировать лишний воздух. Эти последние дни были как в Евангелии – пронзенные руки и ноги, пронзенные ребра, из которых текла вода и кровь. И происходило это в день святого Лонгина Сотника, который пронзил копьем ребро Христу. Много было символики в те последние несколько дней.

После того как он очнулся от наркоза, доктора спросили его, как он себя чувствует, на что владыка ответил: «Заканчивайте это, дети, и отпустите меня».

В тот день, пока мы не вынесли тело Митрополита из больницы, медицинский персонал вообще не уходил домой. Все были у его постели. Действительно, и врачи, и сестры, и технический персонал сделали все возможное, чтобы помочь Митрополиту победить болезнь. И все мы надеялись, что Господь продлит его земные дни.

Где-то около 4-х утра все параметры стали падать, и мы позвали отца Бранко Вуячича, чтобы он пришел причастить владыку. Параметры упали до самого нижнего уровня, а отца Бранко всё не было. Я испугался, что человек уйдет без Причастия, и единственное, что мне пришло в голову, – схватить Митрополита за руку и просить его: «Владыко, простите, подождите еще немного. Отец Бранко спешит причастить вас». И параметры стали… подниматься: и дыхание, и кислород, и давление. Он ждал, что придет отец Бранко и причастит его.

Когда священник принес Дары, я вполголоса сказал: «Владыко, вот, отец Бранко здесь». И Митрополит, не открывая глаз, причастился. По его лицу разлилось блаженство. Это была поразительная картина. Все, кто был в палате, заплакали. Еще минут десять его состояние было стабильным, но потом стало падать давление и другие функции.

Я держал его за руку и смотрел на монитор. На лице Митрополита мы видели покой, оно стало менять цвет – становилось желтым как солнце.

Доктор Елена сказала: «Умер».

Словно птица, улетел ко Господу: ни вздоха, ни судороги, – кончина праведника

Словно птица, улетел ко Господу: ни вздоха, ни судороги, – кончина праведника.

Один из докторов сказал: «Смотрите, весь клинический центр, несколько сотен работников, пришли выразить соболезнование и поклониться Митрополиту, взять последнее благословение. И мусульмане, и те, чьи отцы и лидеры хотели отнять святыни, и люди, которые всем сердцем любили Митрополита и молились за его здоровье».

– Есть еще один момент, который говорит, что Митрополит всегда был со своим народом. А именно, ему было предложено лечение за границей, но он отказался.

– Да. Как только стало понятно, что Митрополиту необходимо лечь в больницу, послы Германии и Сербии предложили лечение в своих странах, но Митрополит категорически отказался.

– Видя реки людей, которые текут в крипту храма поклониться Митрополиту, приходит мысль, что и теперь двери митрополии открыты для каждого, и Митрополит просто переселился из своего кабинета в крипту Подгорицкого храма, и что он продолжает говорить с людьми, утешать, советовать и укреплять.

– Да, слава Богу, Подгорица наконец обрела свою полноту и новое место паломничества, а нам осталось держаться того, чему он нас учил и что нам оставил.