«Удивительный человек, стремительный, благодатный»
Памяти архимандрита Иоанна (Крестьянкина)
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)Двенадцать лет назад, 5 февраля 2006 года, в Псково-Печерском монастыре отошел ко Господу один из великих старцев XX века — архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Воспоминаниями об отце Иоанне делятся его духовные чада.
«Это было сложное и отрадное время:
жить словом и благословением старца»
Протоиерей Сергий Ткаченко— В советскую эпоху мы переживали точно первохристианские времена: человека испытывали прежде, чем покрестить; его кто-то должен был порекомендовать; сам ты понимал, чем для тебя воцерковление чревато.
Все мы тогда старались, несмотря ни на какие прещения, поработать для Церкви. Собиралась молодежь, и мы ехали потрудничать в тот же Псково-Печерский монастырь.
Там был подлинно монашеский молитвенный дух. Можно было спокойно поисповедоваться, причаститься, послушать эти замечательные длинные проповеди. У многих из нас же тогда даже Евангелия не было. Мы зачастую сначала на слух по проповедям благую весть и усваивали. По тем временам, если бы у тебя нашли ксерокопию какой-нибудь душеспасительной книги, тебе могли дать пять, а то и больше, лет лагерей.
Это сейчас много литературы, церковные телеканалы есть, — масса информации. Тогда всего этого не было. Но мы общались со старцами — и нам этого было достаточно.
Вот вы спрашиваете, не сохранилось ли у меня каких-нибудь фотографий паломничества в монастыри тех лет. Никаких селфи мы тогда не делали. И со старцами на память не фотографировались. В те годы появление в монастыре человека с фотокамерой могло сразу навести на подозрения: на кого он работает? Сейчас, мол, сфотографирует, а потом отнесет эти снимки куда надо… Нет, мы ничего не фотографировали, даже старались никому потом ничего не рассказывать: где ты был, с кем общался. Поговоришь со старцем, сложишь все его слова глубоко в сердце и хранишь, живя этим словом до следующего к нему приезда.
Мы в то время, впрочем, по сравнению с нынешним вообще купались в обилии тех, кто может тебе сказать, как быть по жизни. Старцы нас сами друг к другу благословляли съездить. Придешь к отцу Науму (Байбородину) в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, а он тебе говорит:
— Съезди к отцу Иоанну.
Тогда Церковь, — как-то особо чувствовалось, — едина была. Взаимопомощь была, любовь жертвенная
Тогда Церковь, — как-то особо чувствовалось, — едина была. Взаимопомощь была, любовь жертвенная. Старшие нам пример показывали, и мы, молодежь, тогда друг за дружку держались.
Сколько мы, молодые по тем временам ребята, ни обращались к отцу Иоанну, он нам никогда не отказывал во встрече. И тогда, когда сам помоложе был, и позже, когда его уже недуги одолевали, — всегда старался принять. Бывало, с ним можно было часами беседовать, он нам разъяснял Евангелие, говорил о молитве, о посте. Иногда же, если не было возможности поговорить, у него достаточно было взять благословение, — и всё сразу разрешалось.
Наставления отец Иоанн давал очень конкретные, например:
— Ты большое правило себе не бери.
Учил умеренности, благоразумию.
Требовал послушания родителям по заповеди: Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле (Исх. 20, 12). Мы по молодости лет могли чего-то и наговорить папе, маме: что это, мол, в церковь не ходят? А они, наоборот, негодовали: почему ты посещению богослужений уделяешь больше времени, чем подготовке к занятиям?
Говорить о Боге тем, кто сам не склонен слышать о Нем, — предупреждал, — не надо
Батюшка Иоанн вразумлял не обижать родителей. Да и говорить о Боге тем, кто еще сам не склонен слышать о Нем, — предупреждал, — не надо. Преждевременная проповедь может быть даже вредной: вдруг она спровоцирует изначальный протест, богохульство, так что человек, еще даже ничего не узнав, уже противостанет Церкви.
У меня отец военный, советской закалки. Помню, я как-то поставил у себя на письменном столе портрет святого праведного Иоанна Кронштадтского: в орденах, с лентой через плечо, в шелковой рясе.
— И это что, святой?.. — возмутился, зайдя в мою комнату, отец, имевший, видимо, какие-то свои представления о святости.
И вот я пересказываю отцу Иоанну произошедшее тогда.
— Ни в коем случае не прекословь, — спохватился он. — Не устраивай полемику! Родителей надо почитать. Если отцу что-то не нравится, лучше убери.
Отец Иоанн всегда старался решить все полюбовно.
— Лучше молись о родных, предавай Богу, чья власть, — подчеркивал, — в отличие от нашей, кажущейся, — реальная. Господь так устроил, — напоминал, — родительское благословение созидает дома детей.
Батюшка нас учил, как в жизни обходить всякие тревожные ситуации, молиться.
— Экзамены по жизни, — настраивал, — будут настигать постоянно; в них мы увидим себя, чтобы иметь живое чувство к Богу и живое покаяние.
Мы не знали, какой ценой те, кого мы привыкли называть «старцами», стяжали этот дар благодатной любви, с которой они принимали каждого. Отец Иоанн прошел тюрьмы, допросы, пытки: ему пальцы ломали. Это сейчас нам все это известно, а тогда мы ничего этого не знали. Как не знали, что и отца Кирилла (Павлова) в суд вызывали, а он явился туда с Крестом и Евангелием. Отца Наума (Байбородина) тоже преследовали. Это люди, выстрадавшие свои духовные дарования.
Мы, можно сказать, птенчиками были. Ездили к ним, окормлялись.
Отец Иоанн давал мне читать духовную литературу. Благословил поступать в семинарию. Мне это не сразу удалось сделать. До этого я работал в Академии наук. Отцу, помню, сказал:
— Поехал на дачу.
А сам отправился экзамены сдавать в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, в семинарию. Тут же меня вычислили, вмешавшись, сотрудники «органов», промурыжили две недели. Вызвали отца, он написал заявление, что он против моего поступления в семинарию. Этим моя первая попытка получить духовное образование и закончилась.
Время тогда было такое, что по факту подачи документов на поступление в семинарию ты для советского государства становился точно иностранцем. Нигде официально учиться и работать ты уже не мог. Приняли меня потом на работу только в переданный Церкви первым в 1983-м году Данилов монастырь.
Приезжаю к отцу Иоанну, рассказал ему все, а он все равно благословил:
— Поступай.
Так, его молитвами, не с первого раза, но я все-таки поступил в семинарию.
Время тогда было сложное, а для нас — тех, кто уже возрастал при Церкви — все равно отрадное: жить словом и благословением старца.
Раньше мы ездили в Свято-Троицкую Сергиеву лавру или в Псково-Печерский монастырь всегда с определенной целью, каждый за конкретным благословением, и были настроены сказанное выполнять. Тогда народ был покрепче: если старец сказал, значит, так тому и быть, — дорожили каждым словом. Поэтому Господь и являл старцев.
Сейчас все иначе. Угодники-то, может быть, где-то и есть, но живет себе такой человек Божий в однокомнатной квартире где-нибудь на 11-м этаже многоквартирного дома в спальном районе, — и никто ничего о нем и знать не знает.
Каждому времени Господом попущены свои трудности и свои благословения: сейчас свобода, так надо пользоваться ею. Столько печатается духовной литературы, — берем ли мы на себя труд чтения?
Вот надо тебе что-то у батюшки Иоанна спросить, — да открой же ты томик его писем! Не гадательно, а вдумчиво, — и живи с рассуждением, так, как он благословляет.
«Слава Богу, вспомнили, что наша Церковь воинствующая!»
Игумения София (Силина), настоятельница Воскресенского Новодевичьего монастыря, Санкт-Петербургская епархия:
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), игумения София (Силина) и игумения Екатерина (Чайникова)— Когда в начале 1990-х годов начался церковный подъем, я была приглашена на работу в Санкт-Петербургскую духовную академию и по благословению ее ректора, протоиерея Василия Стойкова, взялась за переговорный процесс с руководством техникума, занимавшего историческое здание духовной школы по адресу Обводной канал, 7. Там было много перипетий, но впервые вопрос решался не кулуарно в чиновничьих кабинетах, где заправляли бывшие уполномоченные по делам религии, а получил публичную огласку в СМИ, и дело дошло до суда. Это был прецедент.
Кто-то тогда съездил к отцу Иоанну и рассказал ему о происходящем. Реакция батюшки была такова:
— Слава Богу, вспомнили, что наша Церковь воинствующая! — воскликнул он, перекрестившись.
Отец Иоанн во всем был сторонником благоразумной умеренности. Один игумен монастыря, бывший студент и преподаватель СПбДА, закончив Академию и защитив кандидатскую диссертацию, спросил у батюшки совета: поступать ли ему в аспирантуру.
— Сынок, не надо, а то для Церкви один костюм останется, — со свойственным ему юмором ответил старец.
Очевидно, что в этих словах — не только забота о здоровье, но и напоминание о том, что надо оставить силы собственно для служения Матери-Церкви.
Помню, как у меня самой был очень сложный в духовном плане период жизни, мне было очень тяжело нести крест игуменства по разным причинам — прежде всего по моим собственным грехам, потому что если свои грехи давят, то немощи других людей чувствуешь обостренно, как стрелы, пущенные в тебя. Тогда я и написала письмо отцу Иоанну. Излила все свои скорби, проблемы, переживания. «Батюшка, наверное, не нашел времени ответить», — думала я, письмо все-таки было длинным-длинным, многостраничным. «Его еще и прочитать — сколько времени надо»; «А может быть, письмо не дошло, потому что я его отправила просто по почте», — один за другим одолевали помыслы.
И вдруг спустя два или три месяца приходит ответ! Открываю конверт, там фотография камушка, на котором изображен молящийся с воздетыми руками батюшка Серафим Саровский. А на обратной стороне рукой отца Иоанна надпись: «Матушка, Свет Христова Воскресения виден только со креста».
Так и воинствуем. Этим назиданием и спасаемся.
«Отец Иоанн виртуозно решал духовные вопросы»
Иеросхимонах Валентин (Гуревич)— Первый раз мы приехали в Печоры небольшой компанией, во главе с отцом Сергием Ткаченко, тогда еще мирянином.
— Сначала надо пойти в храм на службу, а потом уже заниматься обустройством, — наставил он нас.
Он к тому времени уже побывал во многих монастырях, и везде у него были знакомые келари. В Печорах он знал отца Анастасия (Попова), который нас разместил у монахини Маргариты, жившей в городе и трудившейся у него на складе. Потом я неоднократно еще останавливался у нее.
Послушание нам дали на просфорне. Там тогда заведовал ею отец Иероним (Верендякин), впоследствии известный санаксарский схиигумен.
Когда я впервые в тот приезд увидел братию Псково-Печерского монастыря, мне даже ни с кем не хотелось общаться, о чем-то говорить. Меня настолько потрясла молитвенная тишина обители, что я, вернувшись в Москву, значительно сократил посещение различных «тусовок» творческой молодежи, завсегдатаем коих ранее был.
Каждый год летом я стал приезжать в Печоры, специально подгадывал свой отпуск ко времени возвращения отца Иоанна (Крестьянкина). Он обычно отдыхал где-то до 1 августа, а на память преподобного Серафима Саровского уже служил в обители или где-нибудь в окрестностях на престольном празднике. В эти же дни шли празднования в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» с грошиками и памяти пророка Божия Илии.
Помню, как мне матушка Маргарита как-то устроила поездку в храм Илии пророка в деревне Юшково, что в часе езды от Печор. Эта деревянная церковь стояла на холме и точно парила над лесом. В тот день, когда там на престольный праздник памяти пророка служили втроем тогдашний правящий архиерей Псковской кафедры владыка Иоанн (Разумов), отец Иоанн (Крестьянкин) и 45 лет настоятельствовавший там удивительно кроткий, тихий архимандрит Паисий (Семенов), над куполом храма сверкали молнии. Это была незабываемая служба. Отец Иоанн при вспышках этого белого света, при раскатах грома и сам был сосредоточенно молниеносен во всех движениях за богослужением.
Это удивительный человек. Всегда такой стремительный, благодатный. Быстро продвигаясь после литургии от храма к трапезной по коридору, образованному паломниками, каждому обращающемуся к нему успеет сказать на ходу что-то очень меткое.
А какие необыкновенные у него были проповеди! При том, что говорить он мог около часа, ты не чувствовал времени.
Иногда к отцу Иоанну попасть было очень сложно. Наместник монастыря, грозный архимандрит Гавриил (Стеблюченко), часто поручал на этаже, где находилась келия отца Иоанна, дежурить послушнику, в чьи обязанности входило не пускать тех, кто пытался проникнуть к старцу. Но мы там как-то все-таки, помню, сгруппировались и ждали. Все были в каком-то напряженном состоянии, на взводе.
И тут появился отец Иоанн, он всех тут же пригласил пройти к нему в келию. Прочитал молитву. Помазал всех маслицем. Все успокоились. Волнение оставило нас. И можно было уже с каждым спокойно говорить. Отец Иоанн меня тогда внимательно обо всем расспросил и дал мне правило.
Мне еще раньше отец Наум как-то благословлял Пятисотницу. Но потом меня закрутила масса церковных послушаний, и это делание как-то поугасло. Отец Иоанн сначала благословил совершать сотницу, потом уже поднял планку до 300 молитв, и так постепенно вернул меня к Пятисотнице.
— Продержись семь лет, и я тебя постригу, — сказал он мне.
Правда, в Псково-Печерский монастырь не благословлял поступать.
— Здесь сильное давление КГБ, и многие ломаются. Лучше тебе оставаться в миру, — пояснил.
Когда через семь лет я приехал к отцу Иоанну в надежде, что он меня, наконец, пострижет, поскольку уже прошел намеченный им срок, старец вдруг объявил, что «скоро откроется Донской монастырь, и там тебя постригут»…
Монастырь действительно вскоре, через два года, открылся, и вот я здесь уже более четверти века насельник.
Помню, когда наступила горбачевская перестройка, один из наших друзей, старший научный сотрудник Института Философии АН СССР, который вел свой философский семинар и вместе с тем был уже тогда воцерковлённым человеком, чья супруга с двумя маленькими детьми, кстати, была с нами при первом посещении Печор, обратился к нам, участникам его семинара:
— Сейчас можно сделать многое из того, что ранее было невозможно. Потому надо потрудиться.
Многие тогда бросились что-то делать, как-то «спасать Россию». И вот, помню, один из его последователей однажды приступил к отцу Иоанну с вопросами на тему «как нам обустроить Россию», а батюшка в ответ процитировал ему фрагмент письма некоего инока XIV столетия, который, видимо, отвечал своему современнику на подобные же вопросы:
«…И ты со мною грешным и худым иноком … совета о сем не имей: еже бы высоту небесную уведети и глубину морскую измерити, и концы земныя обтицати и изчислити, и езерам и рекам каменная стезя художествовати, и весь мир строити, и якоже в круг некый вселенную всю объяти, и всех в един нрав привести и от всея поднебесныя неправду, и лукавство, и всякое злохитрьство изгнати, не навыкл есмь: понеже безумен и окаянен есмь человек и не делатель ни которому благу, но точию божественныя и отеческия писания глаголю слышащим и приемлющим и хотящим спастися».
Отец Иоанн виртуозно решал более частные, например, семейные вопросы. Помню историю одного видного статного офицера, среди «побед» которого числилась не одна покоренная и брошенная им красавица. И вдруг он заболел, — у него начались непрестанные боли в ногах. Это длилось более двух лет, врачи говорили о необходимости ампутации. Вряд ли болезнь позволила бы ему продолжить тот образ жизни, который он вел ранее, и перспектива лишиться ног ввергала его в полное отчаяние: жизнь для него лишалась смысла…
Тогда знакомая старушка и посоветовала ему поехать в некую святую обитель, где обратиться к некоему святому старцу. В другое бы время он по этому поводу мог язвительно пошутить, а тут было не до шуток, и он поехал.
…Батюшка Иоанн исповедовал его три дня. Потом, причастив Святых Таин, послал с монахами косить сено. И только в самом конце недели, в течение которой продолжался сенокос, офицер вспомнил о своих ногах: они у него впервые за два года не болели! Понял, что исцелен. Вернувшись к старцу, бросился в ноги, готовый из чувства благодарности исполнить все, что только ему скажут. Просил тут же, для проверки, дать ему какое-нибудь поручение. И в ответ услышал следующее:
— Вот встретится тебе женщина. Дурнушка. И полюбит тебя. Ты должен на ней жениться…
Все произошло так, как сказал старец.
Этот человек, став семьянином и отцом, продолжал приезжать к батюшке Иоанну уже со своей супругой и детьми.
А еще помню, как к отцу Иоанну приехали муж и жена, уже несколько лет состоявшие в супружестве, не венчанном, но зарегистрированном в согласии с гражданским законодательством. И вот теперь, уверовав, они решили привести его в согласие с законодательством Божеским и приехали просить благословения у старца на венчание.
Заняв свое место в образованном паломниками длинном живом коридоре по пути следования отца Иоанна из храма в трапезную, супруги дождались, когда очередь дошла до них. Батюшка Иоанн, благословляя мужа, внимательно посмотрел на него и сказал:
— Ты его украла.
Потом, благословляя жену:
— И ты ее украл.
Оба были поражены; действительно, для каждого из них это был второй брак, ибо когда начался их роман, каждый уже состоял в супружестве и имел детей. Венчаться старец благословил…
Этот человек, знаю, много потрудился для Церкви и сейчас трудится.
Так отец Иоанн водворял нас на узкий путь Жизни.
Pravoslavie.cl